Биографии
Генри ВЕЛЬШ
Генри Вельш (Henry Welch) родился в ноябре 1933 г. в г. Лодзь, в семье зажиточного еврейского предпринимателя. В его доме говорили по-польски, а в семье бабушки и дедушки – на идише.
В феврале 1939 г. отец Генри уезжает из Польши в Бразилию. Предполагается, что вскоре к нему переедут жена и сын, но война не дает осуществиться этим планам.
Когда в сентябре 1939 г. немецкие войска вступают в Польшу, Генри с мамой бегут на восток, в Белосток, а затем Пинск. К моменту их приезда эти территории оказываются оккупированными советскими войсками, а затем аннексированными СССР. Когда в феврале 1940 г. советские власти начинают паспортизацию, мама Генри отказывается принять советское гражданство. Она надеется вернуться в Лодзь, где остались ее семья, дом и имущество. В июне 1940 г. к ним приходят сотрудники НКВД и приказывают собрать вещи и следовать за ними.
После долгого пути их привозят в Котлас, делят на группы и распределяют по деревням. Генри с мамой, тетей и дядей попадают на лесозаготовки в Нерчугу (Архангельская область).
В результате амнистии «польских граждан, находящихся на советской территории» (август 1941 г.) семья Вельш переселяется из Архангельской области в Киргизию, затем переезжает в Казахстан, а оттуда в Таджикистан.
Сюда, в Ленинабад, в августе 1945 г. приходит письмо от Салли, тёти Генри, младшей сестры его матери. Она сообщает, что ей единственной из всей семьи удалось вернуться живой из Освенцима и что сейчас она находится в Лодзи и ждет вестей от них. Через месяц мама Генри решает уехать с сыном к сестре.
После двух месяцев странствий они попадают в Лодзь, но не находят там ни дома, ни родных. Тогда они решают навсегда покинуть Польшу и отправляются в лагерь для перемещенных лиц, расположенный в Германии. Оттуда они переезжают в Израиль, затем в Бразилию, Канаду, США. В конце концов, Генри оседает в Риме. Здесь он патентует медицинский аппарат, который будет продаваться во всем мире и позволит ему создать собственную компанию. Генри Вельш любит встречаться со своей семьей: тетями, дядями, двоюродными братьями и сестрами, разбросанными по всему миру. Раз в десять лет, в день своего рождения он собирает их на средиземноморском острове Капри.
Генри и Симка в детском доме в Ленинабаде (Таджикистан)
© Henry Welch
Мальчик из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Дети из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Генри (справа) с одноклассником в детском доме в Ленинабаде
© Henry Welch
Дети из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Мальчик из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Девочка из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Kлара, учительница детского дома в Ленинабаде и подруга мамы Генри
© Henry Welch
Юрек, мальчик из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Симка, лучший друг Генри по детскому дому в Ленинабаде
© Henry Welch
Мальчик из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
Мальчик из детского дома в Ленинабаде
© Henry Welch
В детском доме в Ленинабаде
В результате амнистии «польских граждан, находящихся на советской территории» (август 1941 г.) семья Вельш переселяется из Архангельской области в Киргизию, затем переезжает в Казахстан, а оттуда в столицу Таджикистана Ленинабад. Здесь они селятся в красивом доме, и Генри впервые в возрасте 9 лет идет в школу. Его матери некогда им заниматься, и она решает отдать его в польский детдом. У Генри остались о нем хорошие воспоминания: «Я был рад оказаться в детском доме, быть среди детей, а не только взрослых, как раньше».
Фотографии друзей по детскому дому и сегодня смотрят на нас со стен кабинета Генри Вельша в Риме.
Отказ от советского гражданства и арест
«Затем наступил момент, когда все должны были зарегистрироваться. Надо было решить: остаться в России и принять советское гражданство или вернуться в Польшу. Мы, конечно, хотели вернуться в Польшу. Мама поехала во Львов, к своей двоюродной сестре Аделе, которая бежала туда. Ее муж был коммунистом, и они были очень счастливы. Он нашел работу и хотел остаться в России: для него здесь был рай! Так что, когда мама вернулась, она передумала и пошла в милицию, чтобы попросить советское гражданство. К счастью, было слишком поздно: в 4 часа утра к нам в дверь постучали сотрудники НКВД и нас с мамой арестовали. На улице стояла телега, запряженная лошадьми, в ней уже сидела одна семья. Два сотрудника НКВД, которые пришли за нами, сели рядом, чтобы мы не могли убежать.»
В ссылке: первые впечатления
Больше всего в Котласе меня удивили белые ночи. Мы приехали в июле: только начнет темнеть, как опять встает солнце.
Самым страшным были огромные комары. Мой дядя, который раньше никогда не курил, стал курить, чтобы отгонять комаров, но на них это не действовало!
Никто не пытался убежать, ведь бежать было некуда.
Понимаете, когда поезд остановился, с одной стороны был лес, а с другой – река с сильным течением, а дальше опять лес, повсюду лес. Думаю, никто не мог даже мечтать о побеге.
Было очень тяжело. Мне кажется, все были настолько ошеломлены, напуганы, что никто ничего не делал.
Даже дети понимали, что нельзя плакать.
На берегу были собраны тысячи, тысячи людей, но не было слышно ни слова, ни звука. Я думаю, все были очень встревожены.
Салек, друг Генри по лагерю для перемещенных лиц, <br/> спасшийся из Лодзинского гетто
© Henry Welch
Генри и Маша в возрасте 12 лет играют в школьном спектакле <br/> в лагере для перемещенных лиц (Бамберг, Германия)
© Henry Welch
Генри в Германии, 1946 г.
© Henry Welch
Генри в Германии, 1946 г.
© Henry Welch
Генри в Германии, 1947 г.
© Henry Welch
Генри в Германии, 1948 г.
© Henry Welch
Генри в Тель-Авиве, 1948 г.
© Henry Welch
Генри в Венеции в мае 1950 г. перед отъездом в Бразилию
© Henry Welch
Генри в Рио-де-Жанейро
© Henry Welch
После СССР
Осенью 1945 года Генри и его мама покидают СССР. После двух месяцев странствий они попадают в Лодзь, но не находят там ни дома, ни родных. Тогда они решают навсегда уехать из Польши и отправляются в лагерь для перемещенных лиц, расположенный в Бамберге (Германия). Впоследствии Генри будет жить в Израиле, Бразилии, Канаде (где он закончит учебу и начнет работать химиком), США и, наконец, Италии. Последние сорок лет он живет в Риме.
Местное население
Русские были очень добры к нам. Они делились всем, что было, а было у них немного. Они давали нам картошку и хлеб. Они всегда были готовы помочь нам. Когда ночи начали становиться холодными, они иногда пускали нас к себе в избы, там были печи, на которых можно было спать, потому что наверху было тепло! А еще я помню, что они жалели нас и говорили нам по-русски: «Вы увидите, время пройдет быстро, вы не вернетесь больше в Польшу!». Если кто попал сюда, то это навсегда!
Смерть двоюродной сестры
Для меня эта маленькая девочка была очень важна: она была единственной, с кем я мог говорить. Понимаете, взрослые мной не занимались. Единственный момент, когда я мог мечтать, это когда я говорил с новорожденной. Я рассказывал ей истории, говорил о нашей стране, о дедушке и бабушке и обо всем остальном. Но она умерла...
Маме не разрешили пойти на похороны, а дядя Сам взял выходной, сделал маленький деревянный ящик и положил туда ребенка.
Мы отнесли его в лес, и дядя вырыл яму…
Там мы и похоронили девочку.
После этого тетя Рут уже никогда не была такой, как раньше.
Гибель родных
В августе 1945 года из Польши пришло письмо, адресованное маме и тете. Мама сразу пошла за ним в польское представительство в Ленинабаде. Письмо было от маминой младшей сестры Салли, оставшейся с родителями в Лодзи.
Она выжила.
Она очень лаконично, как в телеграмме, сообщала, что родители и все родственники погибли, а ей удалось спастись и что сейчас она вернулась в Лодзь.
Какая трагедия.
Это было первое письмо, которое пришло в Ленинабад, и все хотели знать, что происходит. До этого мы не осознавали, что война закончилась, ведь для нас ничего не изменилось. У нас не было никаких других газет, кроме русских и таджикских, а их мы читать не хотели, потому что там была одна пропаганда!
Возвращение в Лодзь
Мы покинули Львов и вернулись в Лодзь. Это было ужасно, ведь все эти годы мы мечтали вернуться домой. Домом для нас был Лодзь. Там я родился, там выросла моя мама, вся наша семья была оттуда. Да, мы возвращались домой! И вот мы попали в город, в котором царил полный хаос. Дом моих дедушки и бабушки находился на территории гетто, он был полностью разрушен.
Не осталось ничего: ни дома, ни булочной!
Я узнал это место, потому что там по-прежнему стояла старая водопроводная колонка. Но... дома и булочной больше не было. Я решил пойти туда, где раньше жил, но теперь там был завод, и мне не удалось туда попасть.
Это было трагедией.
