Темы
Жизнь ПОСЛЕ ГУЛАГА
Иногда возвращение из лагерей и спецпоселений происходит сразу после окончания войны, но основная волна амнистий и освобождений приходится на период между смертью Сталина и началом 1960-х гг.
После долгого пути бывшие депортированные попадают в родную и в то же время незнакомую страну, в которой поменялся политический режим, а порой и границы (прибалтийские республики, Польша, Западная Украина). Война и репрессии унесли кого-то из их родных, а те, кто уцелел, живет, как и все общество, в условиях пристального контроля над прошлым.
Вернувшиеся из депортации и их семьи прибегают к одной и той же стратегии: они скрывают и замалчивают следы опасного прошлого, пытаясь защитить близких и реконструировать жизнь в обществе, полном принуждений и ограничений.
Молчание, на которое обрекает их эта стратегия, накладывает отпечаток на воспоминания о возвращении и реинтеграции, заставляя звучать тему одиночества и изоляции, усиленные разлукой с товарищами по депортации.
Несмотря на все усилия, стигмат "позорного" прошлого приводит к тому, что поиски жилья, работы, возможностей для учебы и вступления в общественные организации оказываются для большинства бывших депортированных сопряжены с множеством разочарований и опасностей.
Лишь в конце 1980-х гг., по мере ослабления политического контроля, в общественной сфере и внутри семей начинают пробиваться на поверхность рассказы и воспоминания.
Ирина Тарнавская о своем возвращении
В этом отрывке Ирина Тарнавская рассказывает о трудностях, с которыми она столкнулась после возвращения на Украину.
Марите Контримайте хранит молчание
Марите Контримайте не рассказывала о своем прошлом: «А зачем? Ничего такого там не произошло исключительного». Однако в 1987 г. она впервые решила о нем поведать.
Клара Хартманн: клеймо депортации
«Мне тоже было лучше. Но тоска по родине не проходила. Это ужасно: жить вдали, посреди пустыни. Смотришь на воздух, он вибрирует из-за жары, как в раскаленной печке, и думаешь: “Моя родина - где-то там, в той стороне”. Мне так хотелось вернуться домой, хотя я знала, что у меня никого не осталось, вся семья уехала. Если бы я вернулась, к кому бы я пошла, раз у меня никого не было?
У Вас не было ни братьев, ни сестер?
Нет. У меня не было.... Да я ничего не знаю! Вся моя семейная история такая, я не знаю ничего: кто, что, как. Мне сказали только, что они умерли… а потом я нашла двоюродного брата, он еще жив сейчас. Они живут в Кале. Он был единственным человеком, который, как я ощущала, был частью моей семьи. И никого больше. Он тоже был одиноким. Мне действительно не удалось найти никого, кто был бы мне ближе. Мои приемные родители вернулись домой, но его посадили в тюрьму, где он и умер, а она сошла с ума. Так что вся семья развалилась.
Я вернулась. Я старалась не привлекать к себе внимания, потому что, когда мы вернулись, нас всех считали врагами родины, изменниками. Даже те, кто знал, почти не говорил с нами об этом, из страха задать не тот вопрос или узнать что-то, чего знать не надо. И все это потихоньку стерлось. Эти 9 лет немало всего стерли…
Итак, это продлилось 9 лет…
Да… Эти 9 лет многое стерли во мне самой. В конце концов, у меня появилось ощущение, что я пришла из неоткуда. Честно говоря, когда нас посадили в поезд, чтобы ехать назад, я боялась. “Куда мне идти? Что со мной будет?”. Я ведь ничего не знала о Венгрии, о том, что здесь происходит, какова ситуация. Мы ничего не знали. По крайней мере, я.»
Антанас Сейкалис: Трудности после возвращения
« Мучился я долго, пока устроился, очень. Я без прописки, тогда еще была прописка, вы знаете, когда не прописан, нельзя жить. Целый год прожил в туалете. Но не действовал туалет конечно, ну там. Моя раскладушка была там, и столик в туалете. И надо было платить за этот туалет. В общем, выгоняли меня с работы на работу, я работал два месяца, месяц поработаю, как только КГБ уже узнают, и все - увольняют этого человека. Особенно, чтоб я не мог работать с молодежью. У них было это уже... как только молодежная организация, допустим, техникум где-нибудь, и все ... Освободить этого негодяя, и все ! »
Дискриминация в отношении бывших депортированных
Вернувшись из Сибири, дочери "врага народа" Aустра Залцмане и ее старшая сестра неоднократно сталкивались с притеснениями, связанными с их происхождением. При поступлении в университет или новую работу им приходилось писать автобиографию, что иногда приводило к отказу. Постепенно они научились скрывать свое семейное происхождение.
Aустра не захотела отречься от памяти отца и не смогла вступить в комсомол.