Solidarité Ukraine
INED Éditions. Звуковые архивы, Европейская Память о Гулаге

Темы

14
×

Языковое разнообразие


Языки – их изучение, использование, но также и потеря – важные составляющие опыта депортации.
Часто во время депортации спецпоселенцы осваивали новые языки – будь то русский, который дети изучали в школе и на котором общались между собой, или языки других депортированных групп населения, которые иногда становились предметом изучения.
Но во время депортации также остро вставал вопрос о сохранении (или изучении для совсем маленьких детей) родного языка – или языков. Для  многих семей родной язык давал чувство принадлежности к некой общности, связь с культурой и территорией, а также наследие, которое должно быть передано следующим поколениям. Языки были разными, учитывая разнообразие территорий, на которых проживало это население. Например, в Литве люди говорили на литовском, идише, польском, русском или белорусском. Сохранение и передача потомкам родных языков также воспринимались как акт сопротивление русификации или советизации.
Для тех, кто решил вернуться из ссылки, возвращение к родному языку было важной частью «дороги домой». Тем, кого депортировали в раннем возрасте или тем, кто уже родился в спецпоселении, часто приходилось заново учить или совершенствовать язык, на котором они говорили только в кругу семьи.
И наконец после возвращения и реинтеграции вставал вопрос о том, как передать будущим поколениям эти многочисленные языки, которые несут в себе личную, семейную и политическую историю.
Текст : Жанна Жиссинжер

PDF (1.03 МБ) See MEDIA
Fermer

Многоязычное детство: Соня Бори

В этом отрывке Соня Бори, депортированная из польского города Воложин вместе с матерью и братом, рассказывает о множестве языков (русский, идиш, польский, белорусский, иврит), на которых она говорила, смешивала и изучала в детстве, пока ее семью не депортировали в Казахстан.

 

Fermer

Многоязычное детство: Анна Баркаускене

Анна Баркаускене, депортированная в 1941 году из Каунаса, рассказывает о нескольких языках (русский, литовский, идиш), на которых она говорила в детстве в Литве, а затем на Алтае во время депортации.

Fermer

Антанас Кибартас: русский язык как инструмент выживания

Антанас Кибартас, депортированный из Литвы в 1947 году, рассказывает, как его дед, хорошо говоривший по-русски, сумел договориться с советскими солдатами, пришедшими их депортировать. В результате семье Кибартас удалось уехать в депортацию с двумя свиньями, несколькими столярными инструментами и одеялом.

Fermer

Альдона Округ: изучение русского языка по прибытии в депортационный лагерь

Альдона Округ, депортированная из Литвы в 1949 году, рассказывает, как изучала русский язык в школе после депортации.

Fermer

Богдан Климчак: украинец, не понимавший по-русски

В этом отрывке Богдан Климчак, украинец, депортированный в 1946 году, поскольку село, где он жил со своей семьей, должно было быть передано Польше, рассказывает об изучении языков во время депортации. Он вспоминает, как школьная учительница спросила его по-русски, почему он ухмыляется, а он, не понимая ее слов, продолжал улыбаться, за что получил выговор.

Fermer

Антанас Кибартас: Взросление на русском языке

Антанас Кибартас, депортированный из Литвы в 1947 году, рассказывает о своем детстве спецпереселенца в Тюменской область. Он объясняет, что все дети, независимо от происхождения, говорили между собой по-русски.

Fermer

Григорий Ковальчук: изучение украинского языка во время депортации

Григорий Ковальчук, депортированный после войны из Западной Украины вместе с матерью, братьями и сестрой, рассказывает, как он учил украинский с матерью и русский в школе.

Fermer

Яан Изотамм: языковой университет в лагере

Яан Изотамм, арестованный в 1956 году и оказавшийся в трудовые лагеря для политзаключенных, рассказывает о том, как в лагере организовали своего рода неформальный университет, в котором заключенные обучали друг друга истории, литературе и языкам.

Fermer

Сандра Калниете : Ее отношения с русским языком

Сандра Калниете рассказывает о том, как сразу после приезда в Латвию она полностью забыла русский язык, которому ее научили другие дети во время депортации. Она также рассказывает о нежелании своих родителей позволить ей говорить по-русски и «потерять свою латышскость».

Fermer

Абрам Лещ: использование русского и идиша после депортации

Абрам Лещ рассказывает, как постепенно он утратил идиш, на котором в его семье говорили до депортации из Литвы в 1941 году в республику Коми.